Культура - музыка, кино, литература Обсуждение музыки, клипов, кинофильмов, книг, архитектуры, картин |
|
Опции темы | Опции просмотра |
|
#1
|
|||
|
|||
Одолжи мне 200 крон – юмористический рассказ.
Хозяин булочной Боллингер стоит за конторкой в темной комнатушке при магазине и записывает в свою большую книгу, кто сколько взял в кредит. «Да-а, плюс 57 крон за Петерсенами из дома 13, это уж слишком! И не стыдно им – столько задолжали, больше 800 крон! Следовало бы учить молодых хозяек бережливости! Кредит на неделю – и не больше!»
Булочника в его подсчетах прерывает столяр Тиллеберг. Они ровесники, давние приятели. – Послушай, – чуть фальшивит Тиллеберг, – ты можешь одолжить мне двести крон? – Да-а? Тиллеберг чувствует, что необходимо пояснение, поэтому продолжает: – Последние три-четыре месяца совсем плохо с работой, один поломанный стул, и все, – скверные времена! А тут в пятницу первое число, надо платить подмастерьям, за квартиру, – я верну через неделю, самое большее – через две. – Ладно, ладно, не горит. Конечно, дам. Минутку. Боллингер идет за прилавок, возится у кассы. Тем временем Тиллеберг бросает искоса взгляд на многочисленные счета: «Вот это да! Быть бы мне лучше булочником, дело верное». Возвращается Боллингер с двумя пачками денег, просит пересчитать. А пока Тиллеберг считает, булочник раздумывает о том, что за время их долгой дружбы в первый раз деньги встали между ними. Когда приятели вместе кутили, для каждого вопрос, кому расплачиваться, был всегда делом чести. И Боллингер никогда не покупал мебель у Тиллеберга, и Тиллеберг не заказывал сдобных булочек у Боллингера. И уж конечно, ни один из них до сих пор не брал в кредит. «Ладно, не чужой», – утешает себя Боллингер, стараясь не думать о двух сотнях крон, выпавших из оборота. |
#2
|
|||
|
|||
Тиллеберг давно пересчитал деньги, а ноги его все еще приклеены к полу. Вероятно, хочет показать, что пришел не только деньги занять, вероятно, хочет оправдаться за унижение. А разговор не клеится. Наконец Тиллеберг выпаливает:
– Не заглянете ли к нам? – Отчего же, спасибо, возможно. – Боллингер чуть-чуть удивлен. – Что вы с женой делаете в воскресенье? – В воскресенье? Вроде бы ничего. – Ну, так собирайтесь – и к нам. Конечно, все скромно будет. Времена такие… Давайте часа в два, поболтаем вдоволь. Тиллебергу явно стало легче. Ноги больше не липнут к полу. – Извини, побегу в мастерскую, вдруг какая работа светит. Боллингер провожает его. Уже в дверях Тиллеберг оглядывается на продавщицу и говорит вполголоса: – Еще раз спасибо, знаешь за что! – О чем речь, – хлопает его по спине булочник, хлопает добродушно и шутливо, однако чуть-чуть покровительственно. И они расходятся, каждый по своим делам, и оба ощущают определенную неловкость. Наступает время обеда, и булочник поднимается в комнаты. – Сюлле, – сообщает он жене, – Тиллеберги пригласили нас на воскресенье. – Когда это ты видел их? – сердится фру Боллингер, которая всегда искренне оскорбляется, если узнает, что какой-то вопрос решился без нее. – Тиллеберг заходил в магазин, я ему одолжил две сотни. – Так, так, ему нужно было две сотни… Странно, – она говорит медленно, как бы в раздумье. – У него неприятности? – В том-то и дело. Иначе, не просил бы. Похоже, наступают тяжелые времена. Надо радоваться, что ты булочник. Хлеб-то всегда нужен людям. Тиллеберги занимают трехкомнатную квартиру на Эгирсгаде. Небольшие комнаты заставлены мебелью, собственноручно сделанной столяром. Пробираться вокруг обеденного стола можно, лишь обладая определенной сноровкой. Воскресные наслаждения этой супружеской пары – еда и пищеварение. Когда приходят Боллингеры, в два часа подается кофе с пирожными, в четыре – бисквиты и портвейн, в шесть – мясо и десерт, потом послеобеденный кофе и пирожные, к полуночи – чай и теплые булочки. В промежутках – обилие пива и сигарет. И совсем не нужно много говорить, нужно лишь перемещаться от дивана к столу, от стола к дивану. Временами мужчины издают характерный для данной ситуации звук, вызывающий смех и радость всей компании, кроме фру Боллингер, которая явно считает звук и смех неподобающими. Дюжину раз в течение дня Тиллеберг усаживается за радиоприемник спиной к остальным. С воем пробирается он от станции к станции, каждый раз останавливаясь в конце концов на волне Копенгагена. Приемник спокойно играет некоторое время, никто его не слушает, но как только объявляют классическую музыку — радио выключают, и выключают с обидой. Словом, скучают в этой компании основательно, откровенно, хотя и не без достоинства. |
#3
|
|||
|
|||
Подобная атмосфера обжорства и скуки – всегда прекрасная почва для ссор и дрязг. А если к тому же хорошо знаешь друг друга и можно обойтись без церемоний, тогда и натянутость исчезает. С мужчинами дело обстоит именно так.
Они – давние друзья, ибо подходят друг к другу и на жизнь смотрят одинаково, к тому же Боллингер – добродушный малый, с ним невозможно поссориться. У женщин все иначе. Они не выбирали друг друга, подругами стали только потому, что дружат их мужья. Мало этого, они достаточно разнятся и характерами и внешностью. Фру Боллингер – высокая, стройная, прямая, очень некрасивая, очень холеная. Три-четыре бесстыдных бородавки удобно сидят на ее физиономии, самая коварная – на кончике носа. Под глазами светло-синие тени в форме полумесяца, веки припухшие и красные, как будто дама часто и много плачет. Волосы, крашенные под солому, всегда так аккуратно уложены, словно их обладательница только что вышла от парикмахера. Она всегда задумывается над тем, что хорошо, а что плохо, ее в основном интересуют моды, косметика, высшее общество. Фру Тиллеберг – маленькая, грузная, похожая фигурой на кровяную колбасу. Черты ее лица, наивного, как у школьницы, расплываются в наступающем жире. Ее интересы – домоводство, кулинария, вечеринки. Она весела, приветлива, радуется любому пустяку, хотя ее жизнь омрачена неприятным пороком – с детства она грызет ногти. |
#4
|
|||
|
|||
Отношения между дамами колеблются в диапазоне от щебечущей дружбы до язвительности и злословия.
Сейчас они на кухне моют посуду. Одновременно болтают как два попугая, перепрыгивая с темы на тему. Но их беседа не скользит так плавно, как раньше. Что-то новое появилось в их отношениях: фру Тиллеберг не знает что, но чувствует некоторое высокомерие и заносчивость подруги и мысленно уже обозвала ее воображалой. Итак, они вытирают посуду одним полотенцем, как вдруг фру Боллингер абсолютно ни с того ни с сего советует: – Тебе надо натирать ногти лимонной кожурой – они тогда растут быстрее. Фру Тиллеберг понимает, что ее маленькая тайна, которую она тщательно скрывала, известна приятельнице. Глаза наполняются слезами, по шее и лицу плывут красные пятна, но она ничего не говорит. Немного погодя дамы в комнате рассматривают иллюстрированные журналы. Внимание фру Боллингер останавливает реклама питательного крема. Она протягивает журнал подруге: – Этот крем, наверное, очень помогает. Фру Тиллеберг с достоинством парирует: – Я никогда ничего подобного не употребляю. Если ты хороша сама по себе, тебе не нужны подобные зелья, а если ты страшна, то никакие кремы не помогут. Не понять намек фру Тиллеберг невозможно. Наступает пауза, тяжелая, когда тщетно ищешь слова и будто вообще теряешь способность говорить и думать. Нарушает молчание Тиллеберг. Он усаживается за приемник и ловит музыку сразу по двум станциям. Спустя полчаса фру Боллингер не выдерживает: – Нам пора домой. Едва гости удалились, плотник накинулся на жену: – На свете нет другой такой дуры. Что ты наговорила Сюлле? – Она ужасно вела себя на кухне. Бесстыдница, ругала мою внешность. – Ну и что с того? Ты не должна была… – Если уж ей можно критиковать меня, то и мне – ее. Столяр примолк, сраженный подобным аргументом. – Тебе нельзя, – наконец изрекает он. – Это почему же? – Я сказал, нельзя – и все. Несколько минут они стоят и ссорятся как дети, потом столяр решается: – Я занял две сотни у Боллингера, – выпаливает он. – Ты занял двести крон? – Жена смотрит на него так, будто он совершил преступление. Тиллеберг тяжело вздыхает: – Ты же знаешь, каково нам сейчас – подмастерьям платить нужно, разве нет?.. и… Фру Тиллеберг грузно садится. Глаза наполняются слезами, пальцы забегали по губам, будто она собралась играть на губной гармошке. |
#5
|
|||
|
|||
Заранее было договорено, что Тиллеберг с женой идут к Боллингерам в следующее воскресенье. Радости эта встреча никому не приносит. Разумеется, фру Тиллеберг нашла нужный тон; она тиха, скромна, полна признательности, из ее поведения ясно: тот, кто занял двести крон, на общественной лестнице ниже того, кто дал эти деньги. Фру Боллингер может быть довольна, и она довольна, но лишь отчасти. Новое положение о рангах исключает, к сожалению, дружескую болтовню. После чая и булочек расстаются, каждый с чувством облегчения.
Проходит восемь дней, проходит четырнадцать, столяра с двумястами крон нет как нет. «Некрасиво, – думает Боллингер. – Он мог бы уплатить хоть часть или на худой конец прийти да извиниться». К вечеру возвращается из города фру Тиллеберг, заплаканная, все лицо в красных пятнах. – Что с тобой, Мие? – волнуется муж, для которого понедельник действительно стал черным днем из-за полного отсутствия работы. – Представь, – возмущается фру Тиллеберг, – я встретила Сюлле, и она со мной не поздоровалась. – Небось, она тебя не видела? – Да не могла она не видеть, я проходила рядом, кивнула ей несколько раз, а она смотрит прямо поверх головы, будто сидит в кино. – Все потому, что я до сих пор не сумел вернуть деньги, – ясно Тиллебергу. – Не ожидал я такой низости. |
#6
|
|||
|
|||
Боллингер идет по улице, беседует с поставщиком сахара. По пути спускаются в погребок с пивом и дымом. И только вошли туда, как Боллингер замечает Тиллеберга – тот сидит в углу, играет в кости с каким-то рыжебородым. Булочник рад бы вернуться на улицу, но понимает, что это недостойно, поэтому дружески, но поспешно кивает Тиллебергу и идет в боковой зал, попутно замечая про себя, что Тиллеберг сильно навеселе. «Видно, на это у него деньги есть».
Они сидят и беседуют, когда, покачиваясь, подходит Тиллеберг, останавливается, уставясь маленькими злыми глазками. – Ну, ты уж и знаться не хочешь со старыми друзьями? – В его голосе звуки надвигающейся грозы. – Что за глупости? Разве я сию минуту не здоровался? – Не притворяйся, что не понимаешь, о чем я говорю. Слова булочника как круглые сдобные булочки с глазурью, но Тиллебергу хочется ссоры, а тот, кто ищет ссоры, как правило, ее и получит. И шатается стол, звенят тарелки да кружки, хозяин и официант бросаются на шум. Дружескими словами и менее дружескими руками они выставляют Тиллеберга на улицу, к его трудным безрадостным будням. |
#7
|
|||
|
|||
Полгода прошло после размолвки между Боллингером и Тиллебергом. Воскресным утром весеннее солнце ярко засветило сквозь бежевые гардины – булочник почувствовал потребность в своем ежегодном церковном очищении. Сказал об этом жене, она не возражала – ведь все знатные господа тоже ходят в церковь, к тому же у нее новая весенняя шляпка.
Под проповедь Боллингер немного вздремнул, но во время молитвы одна фраза пронзила его пекарское сердце и застряла там занозой. «И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим». «И остави нам…» – выходит, надо прощать должникам их долги, слишком категорическое требование, следует ли понимать его буквально или в том смысле, что у всех есть что-то на совести, а ежели мы хотим быть прощены, то и сами должны прощать другим то плохое, что они сделали нам, – это справедливо и разумно. |
#8
|
|||
|
|||
Яркий солнечный день. Супруги возвращаются домой молчаливо, как все женатые более двадцати лет. Булочник нарушает тишину:
– Послушай, Сюлле, давно мы не виделись с Николаем и Мие. Прежде чем ответить, фру Боллингер задумалась. – Почему ты именно сейчас о них вспомнил? – Не знаю, – ответ абсолютно правдив. – Наверно, потому что воскресенье. – Ты что, соскучился? – Да, а ты нет? – Хочешь пожалеть их после той подлости, которую они вытворили? – Все мы не без греха… – Подожди, по крайней мере, пока они вернут деньги. – Какого черта, мы что – нуждаемся в деньгах? Если Николаю трудно сразу наскрести всю сумму, что с того?! Супруги спорят все воскресенье. Воинственная фру Боллингер побеждает в каждом раунде, но булочник атакует снова и снова. Еще до того как погас ночник, ему дозволяется пригласить Тиллебергов на следующее воскресенье. Не удалось! У столяра же нет телефона! Он не уплатил за него. Положение, значит, серьезнее, чем казалось на первый взгляд. И пока Боллингер раздумывает, идти ли самому, или послать одну из продавщиц с приглашением, внутренний голос подсказывает, что Тиллеберга нынче явно не тянет встречаться со старыми приятелями. |
#9
|
|||
|
|||
За плохими временами хорошие, как за отливом прилив, за зимой лето. И заказывают Тиллебергу обставить новый дом. Призанял в банке, и с деньгами улажено… За квартиру уплатил, подмастерьев нанял, заказы сыплются, только успевай, с банком рассчитался… И звонит у булочника телефон.
– Алло! Боллингер? Тиллеберг. Привет, старик. Бог знает, сколько не виделись. Ну, как вы?.. Спасибо, помаленьку. Я чего звоню: зашли бы с Сюлле в воскресенье к одиннадцати, закусим, двинем в лес… В воскресенье ровно в одиннадцать булочник с женой в тихом изумлении. У парадного на Эгирсгаде их встречают не только Николай и Мие, но и сверкающий новый автомобиль. Тиллеберг словно извиняется: – Пришлось купить. Постройка на Остербро, еще на Амагере, две виллы в Ванлесе, здание на Обульваре. Завтракаешь в Грибе, кофе после обеда пьешь в Херсхольме! Погода прекрасная, угощение отличное, а восхищенные голоса не вполне естественны. Фру Боллингер важна, сдержанна, что-то сковывает и остальных. После кофе мужчины вышли на воздух, в тридцать третий раз со знанием дела обсуждают автомобиль, и тут Тиллеберг удивленно вспоминает: – Ну и дела, я же тебе двести крон должен. Совсем вылетело из головы!!! Боллингер знает, что последнее неправда, но выскальзывает из положения тем же манером. – Точно, точно, было дело, – припоминает он. – Я сам начисто забыл об этом. Дел много, разве упомнишь? – Он чуть не сказал «такую маленькую сумму», но остановился, считая, что выйдет слишком обидно. – Почти два года прошло. |
#10
|
|||
|
|||
Тиллеберг не спеша вытаскивает бумажник, раскрывает его и держит открытым дольше, чем нужно бы. Боллингер заглядывает – там плотно уложены десятикроновые бумажки, уж две сотни-то наберется. И протягивает ему Тиллеберг две пачки:
– Пересчитай сам, надежнее будет! – А когда выходят дамы и все усаживаются в автомобиль, Боллингер успевает шепнуть жене: – Я получил деньги. И уже другая фру Боллингер едет на прогулку, и хорошее настроение вполне искренно. Все готовы веселиться напропалую. А когда поздно вечером Боллингер гасит ночник над кроватью, он в явном недоумении: – Никак не пойму, что такое было между нами. |
Опции темы | |
Опции просмотра | |
|
vBulletin® v3.8.6, Copyright ©2000-2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
|