— Да! Да! — подхватил юноша.- Если бы землицы побольше, тогда бы мы по-другому зажили. А то ведь снова придется перед Гилиппом спину гнуть. И снова долгов наделаем. Вот моего дядю Таурея за долги Гилипп в рабство продал. И нас продаст!
Теперь не продаст,— проговорил Агрон.— Законом это будет запрещено. И дядя твой вернется.
— Так тебе я и поверю! — сказал ; Фавдий.—Кого продали, тому назад дороги нет.
— А теперь будет. Солон к своему закону добавление сделал: выкупить проданных должников за государственные деньги.
— Знаю я Таурея,— вставил курчавобородый.- Работящий был человек А когда вернется, что делать он будет? Ведь землю ему не возвратят.
Как что делать! — воскликнул Агрон.— Да мало ли есть дел, к которым можно руки приложить. Захочет, будет горшки лепить или железо ковать. Захочет, на корабль наймется. Свободный человек работу себе отыщет. А рабу дают такую работу, что он, бывает, и года не проживет. Видишь те холмы?
— Как не видеть? — отозвался курчавобородый.— Это Лаврионские рудники. Там серебро добывают.
- Добывают…— продолжал Агрон.— Богачи сдают своих рабов за один обол в день, а надсмотрщики с этих рабов прибыль в драхму выколачивают. А если раб ослабел, его насмерть забивают, чтобы обол не платить.
- Что ты о рабах заботишься,— сказал курчавобородый.— Ведь это варвары.
Но ведь и Таурея на чужбине, пожалуй, тоже варваром считают… Чернобородый не нашелся, что ответить. Они вышли на возвышенность, откуда стали видны Афины с висящим над ними Акрополем.
Вот и наш город,— сказал Агрон, останавливаясъ.— Давай воздадим хвалу Афине Владычице, хранящей справедливость.
Земледельцы склонили головы, а Агрон прошептал:
- Помоги, Афина, Солону, мудрому своему сыну.
Городские ворота были открыты. Агрон, Фавдий и курчавобородый влились в толпу, которая их понесла по узкой, извилистой улочке к холму, чернившему тысячами голов.
|