Заранее было договорено, что Тиллеберг с женой идут к Боллингерам в следующее воскресенье. Радости эта встреча никому не приносит. Разумеется, фру Тиллеберг нашла нужный тон; она тиха, скромна, полна признательности, из ее поведения ясно: тот, кто занял двести крон, на общественной лестнице ниже того, кто дал эти деньги. Фру Боллингер может быть довольна, и она довольна, но лишь отчасти. Новое положение о рангах исключает, к сожалению, дружескую болтовню. После чая и булочек расстаются, каждый с чувством облегчения.
Проходит восемь дней, проходит четырнадцать, столяра с двумястами крон нет как нет. «Некрасиво, – думает Боллингер. – Он мог бы уплатить хоть часть или на худой конец прийти да извиниться».
К вечеру возвращается из города фру Тиллеберг, заплаканная, все лицо в красных пятнах.
– Что с тобой, Мие? – волнуется муж, для которого понедельник действительно стал черным днем из-за полного отсутствия работы.
– Представь, – возмущается фру Тиллеберг, – я встретила Сюлле, и она со мной не поздоровалась.
– Небось, она тебя не видела?
– Да не могла она не видеть, я проходила рядом, кивнула ей несколько раз, а она смотрит прямо поверх головы, будто сидит в кино.
– Все потому, что я до сих пор не сумел вернуть деньги, – ясно Тиллебергу. – Не ожидал я такой низости.
|